Одиссея Грина - Страница 94

Оказалось, что к храму пройти не так просто. Сарвант сбился с пути и забрел довольно далеко в район, где жили знать и богачи. Там не у кого было справиться о дороге, кроме пассажиров карет или всадников на оленях. Однако на это рассчитывать не приходилось: вряд ли кто остановится поговорить с пешеходом, ведь такой способ передвижения сам по себе указывал на низкое происхождение.

Он решил вернуться в район гавани и начать сначала. Но, пройдя с полквартала, увидел, как из большого дома выходит женщина. Она была как-то странно одета — в длинный, до самой земли, балахон с капюшоном, натянутым на голову. Сначала Нефи подумал, что это прислуга; аристократка никогда не опустится так низко, чтобы идти пешком, если можно ехать в экипаже. Приблизившись к ней, он увидел, что балахон сшит из ткани, слишком дорогой для низших классов.

Нефи прошел за ней несколько кварталов, не рискуя вступить в разговор из опасения оскорбить аристократку. Наконец он решился.

— Госпожа, можно вам задать невинный вопрос?

Женщина, обернувшись, высокомерно посмотрела на него. Она была высока, лет двадцати двух, лицо ее можно было бы, пожалуй, назвать красивым, не будь его черты слишком резкими. У нее были большие темно-синие глаза, из-под капюшона выбивались желто-золотистые локоны.

Сарвант повторил вопрос и незнакомка утвердительно кивнула. Тогда он спросил, как пройти к храму Готью.

Женщина вспыхнула и сердито бросила:

— Вы что, смеетесь надо мной?

— Нет-нет, — опешил Нефи. — Что вы! Я не знаю, почему вы так решили.

— Поверю вам, — сказала женщина. — Вы говорите как чужеземец. Скорее всего, у вас нет причин преднамеренно оскорблять меня. Будь по-другому, мои люди убили бы вас… даже если бы я и заслуживала упрека.

— Клянусь, у меня не было дурных намерений. Если же я обидел вас чем-то, то приношу глубочайшие извинения.

Она улыбнулась.

— Я вас прощаю. Только откройте, почему вы хотите посетить храм Готью? Ваша жена столь же несчастна и отвергнута Богиней, как и я?

— Она давно умерла, — признался Сарвант. — И я не понимаю, что вы имеете в виду, предполагая, что она несчастна и отвергнута? Нет, я хочу наняться в храм уборщиком. Видите ли, я один из тех, кто вернулся на Землю…

И он очень коротко поведал свою историю.

— Думаю, вы можете разговаривать со мною как равный, хотя и трудно представить себе, чтобы знатный человек подметал полы. Настоящий аристократ, «дирада», скорее бы умер с голода. О, я не вижу на вас символа вашего тотема. Если бы вы принадлежали к одному из высоких братств, то могли бы подыскать более достойную работу. Может быть, у вас нет покровителя?

— Тотемизм — проявление суеверия и идолопоклонства. Я никогда не нацеплю на себя такой знак.

Она подняла брови.

— Вы какой-то чудной. Не знаю даже, как оценить ваше положение. Как брат Героя-Солнце вы — «дирада». Но ваш внешний вид и поведение совершенно не соответствуют вашему высокому происхождению. Я бы посоветовала вам вести себя так, как и подобает «дирада». В этом случае мы могли бы что-нибудь придумать, чтобы помочь вам.

— Благодарю вас. Но я должен оставаться тем, кто я есть. И все же, будьте любезны, подскажите мне, как пройти к этому храму.

— Просто следуйте за мной.

Сбитый с толку, он поплелся в нескольких шагах позади нее. Ему очень хотелось, чтобы она пояснила свои слова, но что-то в ее поведении отбивало охоту задавать вопросы.

Храм Готью располагался на границе между районом гавани и районом, где жила знать. Это было внушительное здание из бетона в форме гигантской полуоткрытой устричной раковины, покрытое чередующимися красными и белыми полосами. Широкие гранитные ступени вели к нижней половине раковины. Внутри было полутемно и прохладно. Верхняя часть раковины поддерживалась несколькими стройными каменными кариатидами, представляющими собой подобия Богини Готью — хорошо сложенной женщины с печальным вытянутым лицом и глубокими нишами в том месте, где должен быть живот. В этих нишах помещались большие каменные скульптуры куриц, окруженных яйцами.

У основания каждой кариатиды сидели женщины. Все они были одеты примерно так же, как и дама, за которой он следовал, только у одних одежда была поношенная, у других — новая и дорогая. Богатые и бедные сидели рядом.

Женщина, не колеблясь, подошла к группе, сидящей на цементном полу в глубине храма. Вокруг кариатиды собрались двенадцать женщин и они, должно быть, поджидали эту высокую блондинку, поскольку заранее заняли ей место.

Сарвант нашел жреца с очень бледным лицом, стоящего за рядом каменных домиков, и справился у него насчет работы. К его удивлению, — он ожидал, что придется иметь дело со жрицами, — оказалось, что он говорит с управляющим храмом.

Настоятель Энди заинтересовался странным произношением Сарванта и задал ему привычный уже вопрос. Тот ответил подробно, ничего не скрывая, и в конце вздохнул с облегчением — у него так и не спросили, является ли он почитателем Колумбии. Настоятель отослал Сарванта к младшему жрецу, который объяснил ему, что входит в обязанности уборщика, сколько он будет получать, где будет питаться и когда спать. В заключение он спросил:

— У вас много детей?

— Семеро, — ответил Нефи, не упомянув, однако, что все они умерли восемьсот лет назад. Не исключено было, что и сам жрец — один из его потомков. Возможно даже, что все, находящиеся под этой крышей, могли считать его своим дедом в тридцатом с лишним колене.

— Семеро? Отлично, — сказал жрец. — В таком случае у вас будут привилегии, как и у любого другого мужчины, доказавшего свою плодовитость. Однако, придется пройти проверку, ведь в столь ответственном случае мы не можем верить на слово. Но хочу вас предупредить: не злоупотребляйте привилегиями. Ваш предшественник был уволен за то, что пренебрегал своей метлой.