По слухам выходило, что за горами просто ничего не было.
Это походило на правду: Джек не мог видеть, что там, за песком. Пустыня загибалась вверх и вверх, пока ее край не начинал расплываться.
Не было неба, вместо него было продолжение земли.
Это был мир, где небо было не голубым, где неба не было вовсе, где солнце всегда висело точно в зените, где тень была только под крышей или около наклонной стены.
Когда-то человек мог выпасть через край мира. Так говорили долгожители. Но они же утверждали, что мир изменился, причем не к лучшему. Ад — это компромисс между земными идеями и потусторонними фактами. И компромисс этот, казалось, всегда срабатывал в худшую сторону.
— Возьмите свой компромисс и сосите его, — проворчал Калл.
Бесполезно. Сосать приходилось ему самому.
Калл вернулся к своему завтраку. Он с отвращением оглядел свое жилье: четыре каменные стены — тюрьма-тюрьмой, — каменная кровать, каменная скамья, каменный стол, все сделано из гранита, известняка, базальта. Каменный стол, на который дьявол клал свои младенческие локти вечность — это сколько? — назад. Каменная скамья со впадиной посередине, где грешные или святые зады ерзали взад-вперед миллиард лет кряду.
Завтрак: кварцевая чаша, наполненная баландой из манны с коричневыми волокнами листьев каменного дерева, похожими на волосатую лапшу. Это были единственные продукты, и он предполагал, что дозволены они были лишь потому, что человеческому существу необходима пища. Человек — не какая-то экоплазма, это плоть и кровь. Человек дышит и кровоточит, у него есть рот, зубы и кишки, которые надо заполнять пищей. А еще каменные деревья поглощали углекислый газ и источали кислород. Это была вполне физическая система, хотя и замкнутая, такая же физическая, как Земля, с которой они сюда явились.
Доев суп и выпив еще одну чашку кофе, Калл побрился каменной бритвой. Надо было следить за внешностью; это диктовалось и чувством собственного достоинства и модой. Сейчас здесь в моде были усы.
Но пока он брился, началось землетрясение. Пол осел. Каменные блоки стены чуть разошлись. Он оперся на стол и продолжал подбривать бакенбарды. Нет, эти негодяи не заставят его потерять самообладание, пусть хоть вся вселенная развалится на куски. Он покажет им, чего стоит.
Как будто им есть до этого дело.
В результате он порезал себе шею. Но, к счастью — а может, наоборот — бритва прошла на волосок от вены.
Выругавшись, он подошел к окну и выглянул наружу.
НАЧАЛОСЬ!
Весь Ад рушился!
Вдалеке и вверху появилась тонкая линия. Она мчалась к нему, к городу, становясь по мере приближения все шире, превращаясь в две стены, образующие острый угол, вроде как нос корабля. И она мчалась через пустыню, поднимая перед собой каменную волну, вздымая с каждого борта по облаку пыли: корабль пустыни, гонимый ветром божьей ярости. Из окон и дверей башен вырывалось пламя. Каменные башни поднимались над ним, как высокие мачты. И этот каменный корабль, объятый пламенем, несся прямо на город, котором жил Калл.
— Началось! — вскрикнул Калл.
Тонны и тонны гигантских гранитных глыб со скоростью шестьдесят миль в час неслись прямо на город, который сам был тоннами и тоннами гранитных плит. Калл закричал; это он-то, который много чего повидал и думал, что уже ничто не заставит его закричать. Он закричал, хотя видывал такое и раньше, хотя был уверен, что столкновения не произойдет.
Столкновения не произошло. Великий город, казалось, спружинил, но выстоял, и масса гранита внезапно остановилась. Гранитные стены застыли в неполной четверти мили от города.
Наступила тишина, крики и вопли на улице стихли. Огромный город, похожий на корабль, начал откатываться. Джек знал по опыту: прежде просто казалось, что громадина несется на него. Это был мираж, простое отражение города, находящегося в Бог знает скольких тысячах миль от них. Во время землетрясений случались иногда странные атмосферные явления. Однажды через пески несся его собственный город, и он увидел сам себя, с ужасом уставившегося в окно башни.
Город с горящими башнями исчез. Они никогда не допустят общения или торговли между христианами и буддистами. Каждый должен страдать в своем собственном Аду. Власти строго следили за этим.
«Если Власти такие умные, — подумал Калл, — почему они не сделали города достаточно большими с самого начала? Или они хотели держать людей в постоянном страхе и ужасе, что оба Ада рано или поздно столкнутся?»
Он тронул лицо и ощутил липкую влагу. Он совсем забыл про свой порез.
Калл слизывал кровь с пальца и смаковал ее солоноватый вкус, ее красный цвет и то, что это его кровь, кровь его плоти. Здесь было мало развлечений, и порой приходилось делать странные вещи, чтобы получить хоть какое-то удовольствие. Он знал человека, который мог лечь на спину, согнуться практически пополам и… Нет, лучше не продолжать. Об этом не стоит думать. Он не хотел думать об этом не потому, что это было вульгарно или противоречило человеческому естеству. Нет, просто он ненавидел этого человека. Ненавидел его за то, что тот мог получить удовольствие, которое было недоступно ему, Каллу.
Он опять посмотрел на свою руку. Кровь продолжала капать. И хотя Калл не боялся умереть от потери крови, кровотечение следовало остановить — Биржа, где он работал, настаивала на презентабельном виде своих служащих. Кроме того, на улице было полно всяких типов, которых вид крови привел бы в слишком сильное возбуждение, и это не только принесло бы ему уйму неприятностей, но, возможно, причинило бы боль.