Одиссея Грина - Страница 10

Но и это ему сейчас не поможет. Если он прикинется больным, его запрут в храме и он не сможет попасть на ветроход. Если он отправится вместе с охотниками, не видать ему судна, как своих ушей. А что, если исчезнуть в ночь накануне охоты и спрятаться на корабле, пока в замке будут понапрасну его искать? Не слишком надежно. Первым делом Зьюни прикажет задержать все корабли за ветроломом и обыскать их, чтобы найти беглеца. И тогда Майрену придется задержаться настолько, что он не рискнет отправляться в путь. И даже если он, Грин, спрячется в каюте Майрена, где будет, вероятно, в безопасности, все равно это будет неоправданная и бесполезная задержка.

Тогда, может быть, следует исчезнуть на несколько дней раньше, так, чтобы Майрен мог успеть перегрузить товар? Надо завтра повидать купца. Если Майрен согласится с его планами, Грин должен исчезнуть через четыре ночи начиная с этой, для того чтобы иметь в запасе еще дня три на перетряхивание и перепогрузку ветроходов. К счастью, емкости не нужно будет снимать, потому что любому дураку ясно, что беглец не станет прятаться среди рыб.

Он облегченно вздохнул и расслабился — выход нашелся, хотя и очень опасный выход. Он сидел на скамье, что стояла в нише возле пешеходной дорожки на стене замка. Небо было прекрасным — звезды на нем были намного крупнее и ярче, чем на земном. Восходили большая и малая луны. Большая только-только осветила горизонт, а малая уже поднялась в зенит. Смешанный свет лун и звезд несколько смягчал мрачный вид трущоб лежащего внизу города и даже придавал пейзажу налет романтизма и красоты. Большая часть Квотца таилась во мраке — на улицах не было фонарей, а окна были плотно зашторены: обитатели боялись воров, вампиров и демонов. Лишь иногда пламя факела в руке слуги загулявшего рыцаря или богатея мерцало в темном ущелье между нависающими громадами домов.

Позади города высился амфитеатр, сформированный холмами, уходящими на север, и огромной кирпичной стеной, построенной, чтобы продолжить естественный ветролом. Широкий проход был оставлен, чтобы протаскивать через него ветроходы со спущенными парусами.

Сразу за ним начиналась бескрайняя равнина, будто какой-то великан-строитель сгладил рукой холмы и объявил, что отсюда и дальше не должно быть никаких неровностей. К западу расстилалась необыкновенно ровная травянистая равнина Ксердимура. Десять тысяч миль плоской, как доска, поверхности, лишь иногда вздымаемой островками лесов, руинами городов, колодцами, палатками бродячих варваров, стадами диких животных, стаями травяных котов и страшных свирепых собак, а также таинственными и, по-видимому, воображаемыми двигающимися островами; как говорилось в легендах — эти горы камней и грязи передвигались по равнине по собственной воле. Как им вздумается, так и двигались.

«Как и многое на этой планете, — думал Грин, — величайшая опасность для навигации существует лишь в предрассудках ее населения. Ксердимур — невероятный феномен, не имеющий аналогов. Ни на одной из открытых землянами планет нет ничего похожего. Удивительно, как равнина сохраняет свою ровную поверхность, если грязь из-за эрозии почвы во время дождей постоянно стекает с окрестных холмов и гор. Дожди, конечно, тоже должны вносить свою лепту в процесс разрушения гладкой поверхности равнины. Трава, которой поросла равнина, длинная, с очень прочными корнями. И если правда то, что мне говорили, то корни связывают почву в своеобразный монолит».

Была и другая вещь, над которой стоило задуматься: ветра, что постоянно дули над равниной и двигали колесные парусные суда. Чтобы дул ветер, в атмосфере должна существовать разность давлений, а эта разница обычно возникает из-за перепада температур. И хотя Ксердимур был окружен горами, на всей его десятитысячемильной территории не было ничего, что могло бы усилить потоки воздуха. Так казалось Грину, хотя он и не особо доверял своему опыту в метеорологии. С другой стороны, дули же земные ветра над морями и не теряли своей мощи даже за тысячи лиг от мест своего зарождения, Или они каким-то образом усиливались? Он не знал. Он знал лишь, что такой аномалии, как Ксердимур, просто не должно существовать. Ко всему этому и само существование здесь человека было столь же удивительно, сколь и нелепо. Хомо сапиенс был разбросан по Галактике. Куда бы ни попадали корабли землян, они обнаруживали, что каждая четвертая из населенных планет заселена разумными существами, относящимися к их собственному виду. Доказательством тому была не только схожесть внешнего облика землян и жителей других планет, но и возможность иметь потомство. Земляне, сирианцы, альберианцы — разницы не было. Мужчины с этих планет могли иметь детей от женщин с любой другой планеты.

Естественно, на этот счет было много разных теорий. Все исходили из общего постулата, что хомо сапиенс где-то когда-то в очень далеком прошлом возник на одной планете и оттуда расселился по всей Галактике. А потом космические сообщения каким-то образом прервались и каждая колония регрессировала до варварства, а сейчас опять начала долгую и упорную борьбу за возрождение цивилизации и космических полетов. Почему — никто не знал. Каждый мог только предполагать.

Существовала еще проблема языка. Казалось бы, раз человек произошел от общего корня, он должен был иметь какие-то следы первоначального языка и лингвисты могли бы проследить развитие языка и благодаря этому установить взаимосвязь планет. Но нет! В каждом мире была своя Вавилонская башня, свои десять тысяч языков. Русский, английский, шведский, литовский, персидский и хинди — все восходили к индоевропейскому языку, как выяснили земные ученые. Но они не могли найти на какой-либо планете языка, о котором могли бы сказать, что он развился из древнего праязыка.